МЫ ВОШЛИ В АФГАНИСТАН. И УНЕСЛИ ЕГО С СОБОЙ...

Когда сидишь где-нибудь в чайхане типичного афганского городка - скажем, Джабаль-ус-Сираджа, - появление в ней Ходжи Насреддина кажется вполне закономерным. Из всего, что достигло человечество за последние шестьсот лет, здесь наличествует - когда наличествует - только электричество. Да автобусы за окном. А в остальном все так же, как было при Тамерлане. Толстый чайханщик с обязательным мальчишкой-помощником, запах прогорелого жира, лепешки из жесткого теста, желтые пятки скрещенных ног посетителей, ревущий за окном ишак, стойкий запах выгребной ямы...

Но когда наступило время намаза, в чайхану вошел человек, который расстелил свой молельный коврик и стал молиться, не омыв, в отличие от других, ног и не сняв обуви, как того требует исламский канон. И никто ему ничего не сказал.

Это был человек в военной форме и с автоматом.

Это он - главный ныне в этой стране.

...На новичка Афганистан производит впечатление, в котором смешиваются восхищение и сожаление. Восхищение людьми, обжившими и обиходившими крайне неблагоприятные местности - пустыни и горы. И сожаление - что те же пустыни и горы еще долго, если не никогда не позволят им вырваться из замкнутого круга натурального хозяйства. Мала платежеспособность - некому купить твой продукт - не на что развить производство - не на чем заработать - мала платежеспособность...

Ровно двадцать лет назад мы попытались вытащить Афганистан из затянувшегося средневековья. У нас были самые добрые намерения - помочь «демократической революции», раздать крестьянам землю и воду, дать людям образование, выстроить промышленность. Сколько в этом было холодного стратегического расчета, сколько старческого маразма последних романтиков мировой социалистической революции - неизвестно. Факта два.

Русские действительно поначалу считали, что выполняют интернациональный долг и помогают афганцам начать жить чуть получше.

Афганцы действительно поначалу встречали русских цветами.

Но очень скоро и те, и другие избавились от иллюзий. Место иллюзий заняла кровь...

Уже 25 декабря, в день ввода войск в Афганистан, объединенный контингент потерял сразу несколько десятков человек. Вначале перевернулась боевая машина, уступавшая на горном повороте дорогу афганскому грузовику, Экипаж и десант, всего около десяти человек, погибли. А в 19.33 по московскому времени в около Кабула разбился военно-транспортный самолет, на борту которого находилось 37 десантников и два бензозаправщика: при заходе на посадку самолет зацепил вершину горы и взорвался.

Всего же до конца 1979 года погибло 86 человек, в том числе 10 офицеров. Из этого числа боевые потери составили соответственно 70 и  9.

Впрочем, истины ради надо сказать, что страшный счет в 13 833 убитых и 201 873 искалеченных на афганской земле советских солдат и офицеров (плюс еще шесть тысяч умерших потом дома от болезней и ран) открылся задолго до ввода войск. Первым в нем значится майор Николай Бизюков, погибший в марте 1979 году, во время мятежа в Герате.

Вслед за ним - тоже до «официального» начала этой неофициальной войны - погибло еще несколько военных советников. Подполковника Каламурзина, майора Здоровенко и переводчика Газиева мятежники, например, вначале забили камнями, затем их тела расчленили на мелкие части и разбросали по склонам гор...

А вслед за этим пошло: 1980 год - 1484 погибших, 1981-й - 1298, 1982-й - 1948 - и так далее. Самым плохим был в этом смысле 1984 год - 2343 погибших, в том числе 305 офицеров (боевые потери - 2060 и 285 соответственно). Даже в 1989 году, когда уже действовало мирное соглашение, и советские войска к февралю покинули Афганистан, они потеряли 53 человека, причем 46 из них составили боевые потери.

Вначале погибших вывозили в Ташкент - первый «смертный» рейс сделал Ан-12 подполковника Войтова. Прикрыли убитых парней сеткой для крепежки грузов, оставили приоткрытой рампу, чтобы в грузовом отсеке было похолоднее, и отправили на родину. И уже вскоре в широком употреблении появилось выражение: «груз 200». Квитанцию именно с такой надписью выписывала служба военных сообщений, когда убитых военнослужащих переправляли для похорон в родные места обычными рейсовыми самолетами.

И уже через несколько недель ворвалось в жизнь и понятие «черный тюльпан». Первоначально в Ташкенте было похоронное бюро с таким названием. И кто-то из военных перенес выражение на «пункты сбора и отправки тел погибшего личного состава», как официально назывались военные морги. В Афганистане их было четыре: в Шинданде, Баграме, Кабуле и Кундузе. Затем название перенесли на «смертные» самолеты, за которыми оно так и осталось доныне.

А «черный тюльпан» на самом деле - очень редкий цветок, который на Байконуре, где он встречается, дарят любимым женщинам...

Смерть потребовала и «официального» творчества. Специально для афганской войны пришлось разрабатывать и текст похоронок - впервые после Великой отечественной войны. До 1985 года во всех случаях про военных писали: «погиб при исполнении служебных обязанностей». Потом разрешили сообщать: «Погиб при исполнении интернационального долга». Затем для погибших в бою стало: «Выполняя боевое задание, верный военной присяге, проявив стойкость и мужество, погиб...» А для скончавшихся от болезни, в авиакатастрофах и автоавариях, при неосторожном обращении с оружием или в конфликтах со своими же «похоронка» будет звучать похоже - только без слов о стойкости и мужестве.

При всем горе, которое приносит смерть, потери наших войск в Афганистане, по военным меркам, не были очень велики. В процентном отношении они составляли 0,8 - 0,9 процента погибших от общего количества военнослужащих Объединенного контингента. Или 2,5 процента от числа участвовавших в боевых действиях. Это означает, что в среднем армия теряла в день 4 человека. Американцы, сравнив это со своими потерями во Вьетнаме, назвали это сквозь зубы «неплохим» результатом. И тем не менее: с 25 декабря 1979 года по 15 февраля 1989 года -

- всего убито, умерло от ран и болезней 13 833 человека, в том числе 1979 офицеров;

- всего ранено 49 985 человек, в том числе 7132 офицера;

- уволены из Вооруженных Сил СССР по ранению 7381 человек, в том числе 172 офицера;

- стали инвалидами 6669 человек.

Самое обидное и тяжелое - что все эти жертвы были напрасными. «Обкатав» армию в горной войне, мы тут же ее распустили. Солдат отправили на дембель, офицеров начавшиеся реформы вывели в отставку. Вместо злой и ядреной опытной армии мы получили злых и ядреных гражданских, приведенных ходом времени  частью в коммерсанты, частью в охранники, а частью - в криминал.

И уроки Афганистана оказались на редкость быстро забытыми. Несколько мемуаров, несколько тактических наставлений для военных академий проблему не решали. И в Чечне уроки войны пришлось учить снова, Расписываясь кровью в ведомости оценок...

Та война отомстила нам. Не потому только, что армии пришлось уйти из Афганистана, потерпев чувствительное поражение. И не потому, что Афганистан не принял ни наших жертв, ни нашей помощи, предпочтя остаться в своем, пусть с нашей точки и средневековом, укладе жизни.

И не потому даже, что некогда дружественной страной, без всякой интервенции бывшей под нашим влиянием, правит теперь человек с автоматом - открыто враждебный нам.

Просто мы вывезли Афганистан вместе с нашими мертвыми. Война отомстила тем, что враждебный человек с автоматом оказался внутри нас самих. И Афганистан добрался до нас метастазами Таджикистана, Абхазии, Приднестровья.

Чечни.

Александр ПЕРЕСВЕТ