СКОБКИ

Разговор с Иосифом Сталиным о том, что было и не было реализовано

 

Я никогда не верил в общение с духами. То есть - что у нас есть душа, которая бессмертна и переходит из тела в тело, - в это я не то что верил, но хотелось думать, что это так.

Само собой, искались и свидетельства соответствующие. Но вот оказался я в одном доме, где с душами общались.

Детали - не нужны; факт, что где-то к середине вечера выяснилось, что один среди нас - человек, кстати, по моему мнению, весьма гнусный и порочный, мы с ним особо и не здоровались, хотя правила человеческого общежития не позволяли нам - не то, чтобы вызвать друг друга на дуэль - да так просто, как раньше мушкетеры: не понравился сударь - да и к барьеру его, - так вот, эти правила заставляли нас даже - вежливо обходиться друг с другом. Хотя и он, и я знали, что друг другу мы ненавистны.

Но в общем речь не о том, как два незнакомых человека неизвестно от чего с первого взгляда начинают ненавидеть друг друга - хотя это лично для меня и есть одно из важнейших доказательств бессмертия и переселения душ - душа, собака, помнит своих врагов в тех, былых жизнях, и переносит свое отношение в эту. И хотя этот конкретный Боря тебе ничего плохого не сделал, просто он как-то не так выглядит, как тебе того хотелось бы - и хотя ты демократ и признаешь - в отличие от него же, подлеца, - право какого выглядеть так как он, черт возьми, выглядит - но это не охраняет тебя от неправедной ненависти к человеку, который единственно сделал для тебя плохого - что он так выглядит, как тебе не хотелось бы, чтобы он выглядел.

В общем, этот Боря, который на меня тоже глядел в лучшем случае как мертвый Ленин на человека, который покусился бросить на него в мавзолее гранату - этот Боря оказался вдруг податливым на парапсихологию. И когда экстрасенсориха, которая решила нам продемонстрировать свое умение, вызвала, наконец, - после массы других духов, из которых не последним, кстати, оказался дух Бату-хана, который сказал, что ему с... плевать было на Русь, но там завелись всякие извращенцы, которые, дурни, не захотели обменяться женами - господи, да всего лишь на один-то разик! Это ж нормально, это возводит крепчайший храм подлинной мужской дружбы, а не эгоизма, от которого только воинское братство слабеет, - что русские тогда и доказали, дураки; короче, не поделились бабой, а вместо этого убили послов. А после этого оставалось только их наказать, а после - уж когда столько воинов переубивали, надо было с них хоть дань взять, а он, Бату, сам был потом удивлен, с какой готовностью русские бросились под татар, чтобы с их помощью мочить друг друга же - не князья, хоть это говорят, требовали от татар защиты и ярлыков - господи, да ими пользовались все, кому только не лень! - во, как, было, президент на съезд готов был хоть экспедиционный корпус ООН употребить, а съезд на президента - конницу коммунистических калмыков - в от так и тогда: сосед, черт возьми, на соседа татар требовал. А чего - стуканул - и пожалуйста - приходит злой татарин - и мочит соседа, после чего его дом и жена - если не сожгут и не уведут - остаются ему, стукачу.

И сказал хан Бату: чо вы на меня-то прете, вон гляньте, что у вас при Сталине творилось - то же самое: сосед на соседа стучал, коммунист коммуниста закладывал, а князья большевистские, как кошки в марте, задницу свою любому подставляли, кто только намекал их это самое - мы-то вообще, татары, - у нас ясса была, законы, у нас если один из десятка с поля боя бежал, так весь десяток казнили, у нас не то что жену или идею - у нас уздечку несчастную татарин у татарина украсть не мог - у него рука не подымалась; и вообще зря я, Батый-собака-царь на русских пошел: это с них у нас пошло мочиться у чужих шатров, и да хоть гвоздик, а с чужой подковы сколупнуть…

Ну, Батый долго так распространялся, но когда он Сталина упомянул - повело что-то моего недруга Борю - и вдруг завелся он. Вроде интеллигент был, на нас, кто последнюю премьеру в театре не видел, поплевывал – а я на эти премьеры поплевывал, не люблю я театр, гнусь одна: вопят истошно, руками крутят, каблуками по сцене бух! бух! – и требуют от меня верить в эту гадость, а если я не верю, я, значит, темный, на мне навоз возить надо – словом, замахал руками театрал Боря, словно на сцену сам забрался, закачался, рот скривил, как стоматолог, собственный кариес разглядевший. А - а потом пробилось сквозь вой – это Боря-то ртом кривым пытался чьи-то слова, из него рвущиеся, удержать – и слова какие-то странные, лишь потом в русские переросшие - с акцентом, правда, растяженным. А уж потом: сквозь акцент и яканье пробилось то, кто в нем говорит, - Иосиф, говорит Боря, я, Виссарионович, которого вы, гады, так и не поняли, а потомки только оценят, как Ивана Грозного, - хоть и до очередной, правда, перестройки, которая и Грозного вновь гадом назовет, а Бориску Годунова - реформатором, да Ваську Голицина, который русскую армию на полпути к Крыму загубил - тоже, да Гришку Отрепьева - альтернативой, которую русский народ поддержал было... А часто - и поддерживал: Гришка-то Лжедмитрий-то чего обещал - опять же, если к понятиям сводить, что во времена друга нашего Батыя понятны были, - так опять же Дмитрюха-то Лже, про которого, правда, говорят, что царица-мать его-то как раз и признала - в общем царевич ли, монах ли Гришка грязный - обещал народу - чего? правильно, сами догадались, чего ему и сейчас надо - водки бесплатной да баб чужих - да чтобы у соседа его имение отнять, еже ли власти на него стукнуть.

Так что, говорит Боря Джугашвилиевич, на меня вы зря и прете, все я делал так, как того народу вашему нравилось да угодно было. Потому никто на меня, как на Борю вашего, который уже Ельцин, музыкант-то ваш, дирижер, - не покушался, а любили страстно, и в лагерях даже до мордобойства доходило по поводу, знаю я или нет, что репрессировали заразу революционную, и не ошибка ли тут большая.

Ну, тут конечно, все тоже возмутились: кому бы выступать, да не Оське поганому, столько людей загубившему; даже Батый вякнул, что, дескать, ты Оська не заговаривайся, кто там тебя любил, ты народ наш не унижай, я тоже, слава Яссе, пятьдесят процентов своих в формирование русского этноса внес, так что кто там и любить-то тебя мог, - ты представь себе народ, который Русика Хасбулатова полюбит, - так что тебя, заср... только боялись, а души нашей славяно-татарской не тронь!.. Затоптали, в общем, Осю дорогого, пыхнул он, гад, злобно сигаркой - Боря-то наш, не Ельцин уже который, по нынешним временам богатым стал, все хвастался, что от "Стюардессы" к сигарам каким-то коричневым перешел - гадко, скажу вам, воняют они, падлы! - пыхнул, значит, сигаркой своей вонючей и залопотал с акцентом своим новоявленным:

Это вы-де заср... жаль-де, я, не как Леня ваш, до восьмидесяти лет не дожил - вы бы у меня, - вот гад, грузин - а матюгается по-русски! - в общем, понятно, где бы мы у него жили, - что, опять же понятно, любви нам к тирану не прибавило, хотя мы значительно после его смерти родились - однако у родителей, которые его знали и ценили.

И бросился тогда Оська защищать то, во что верил, - это так наш интеллигент Батый потом сформулировал. Он-то что - он увидел, что никто ему не возражает на тезис, что он великорусский этнос сформировал за счет неизбежного... - ай, ладно - сформировал, в общем, и ладно, - увидел, что ему никто козу не делает за триста лет ига, - и распустил тут перышки павлином.

Хотел я ему было сказать: кто бы уж тут против Оси и выступал, только бы не ты, грязный татарин, который наших светлых князей побил, а Москву сжег, а с нашем князем Сашей Невским, как говорят, сына своего Сартака совокупил неладом - ты бы уж, захватчик, молчал - но не сказал: уж больно интересно Ося завыступал, загорячился.

Ты, говорит - и дальше всякие межнациональные оскорбления - хотя, надо сказать, Батыем у нас – это в квартире этой, где сенсориха в обычных ребят этих всяких Батыев подселила – однако, Батыем у нас и вовсе русский парень выступил, конопатый, хотя, правда, пьяница, - но добрый, - в общем, он-то не знал, что он Батый сейчас, он себе сидит в отрубе, носом только шмыгает да слюни тихо пускает - ему, вишь, кто-то до того "лимонной" поставил, так он к телепатии способный стал очень; - но неважно: оскорбил, значит, грузинский сын грузинского сапожника - а может еще кого, история намекает, - с фамилией не на наши буквы оканчивающейся, хорошего нашего парня Батыя, а когда мы завозмущались - так и заговорил внятно и веско: а ну, цить вы, тута, вы сначала послушайте, что я для вашей - и опять же, сволочь, матюгнулся - России - и опять! - сделал. Хотя мне, говорит, кавказцу, мне вы как только материал для строительства собственного величия служили!

Вот тут-то я его больнее всего и дернул. Вот тут, сказал я ему, ты и проявился, как грязный гад, что бы о тебе теперь Анпиловы и Андреевы ни говорили. Не Россией радел ты, а собою только.

Не-ет, заявил Ося, вы тут неврпямь говорили. Я, конечно, зла много понатворил. Хотя - как сказать – не хороших же людей, а большевистишек же ленинско-троцких же резал, давил и морозом морил. Мой друг Батыга - ну-т-ка, что сказал бы, ежели б ему русские бы князья непокорство изъявили? Помочил бы, поди? Так ить и мочил! А мне - какие укоры? Вы лучше гляньте, как я, грузин, - хотя, может, и осетин, - Россию вашу поганую извеличил.

Пункт один - говорит Боря с характерным сталинским акцентом. Мне Россия досталась с плугом? Да! С инфляцмей. С Троцким - ох, гад! С народишком, который только что за землю-за волю да за деньги и жену ближнего вторую себя половину вырезал. Так я из этого народишка за пять лет нацию великую выстроил. У меня в начале двадцатых тот уродом был, кто своего свечного заводика не имел, - а к началу тридцатых - тот, кто лошадку свою единственную не зарезал. То исть он брата своего кончал за жену его, - а я из него строителя Днепрогэса и каналов сделал! Если ты такой умный - скажи-ка мне, отчего все линии железных дорог моим именем названы могут быть? По праву названы – вон ведь, что-то после меня они и ветки не протянули - не считая БАМа, которого опять-таки я тянуть начинал, но которого они тоже не использовали, хотя он на техническом обосновании моих инженеров построен был - хотя тоже не буду Русиком Хасбулатовым, признаю, что до нас это обоснование царские инженеры делали.

Нет, стой, сказал кто-то из нас Осе. Ты тут брось эту тему эксплуатировать - она для олигофренов годится, что с красными флагами к музей-могиле германского диверсанта приходят. Ты нам про другое расскажи - как ты землю русскую выдавал.

Тут, натурально, Ося отпал. Это, говорит, неправда - ежели не считать, кого я по лагерям засувал, я только за Советский Союз и бился.

Хорошо, сказал ему Бату-хан. Если ты такой умный, - то где твои территориальные приобретения? Ой-ой-ой, только не надо мне говорит про Прибалтику и западные территории! Их тебе как бы отдали, - как Гитлеру Австрию. Ты мне другое скажи: была возможность для всей Европы войну предотвратить - а за это она признала бы твое завоевание - если бы ты не одну лишь Молдавию, а всю Трансильванию и Плоешти захватил. Ты бы Германию нефти лишил, бензина для танков. Ты же даже армии для того готовил - отчего ж ты их на румын не бросил?

Дурак, хоть и Русь завоевал, осудил его Ося, я ж честный был, на фига мне чужое? – все равно они подо мной были, чехи с венграми – тут время уже другое пришло, вон Америка тоже никого к себе не присоединяет, а ей все в рот смотрят – за исключением тех, кого она в противоположный орган себе заглядывать заставляет. Ошибка была, признаю, войска мои в Болгарии в ста верстах от Проливов стояли, мог захватить, Константинополь русским сделать, а то и Византию возродить - в статусе советской социалистической республик – дык ведь и в ошибке этой я честностью своей повинен – вот хоть дерьмом крематорий Донской измажьте, а неповинен я ни в одном метре захвата чужой территории – Пруссия не в счет, это даже не территория, а гнездо осиное утопить надо было. Монголию твою, потомками твоими загаженную – тяжко оскорбил он Батыгу-собаку – и ту не присоединил, на фиг она нужна мне была. Хоть топите вы меня, хоть крестите – вдруг прорвало на гнев Осю, а ничего вы мне не пришьете из того, что мне интеллигенты, большевистские наследнички, шьют! За Лениным пошел? – так что ж, вы б на царишку тогдашнего посмотрели бы – так и вовсе за Карлом Каутским, ренегатом который работал у нас, пошли бы. А октябрьского переворота я противник был – факт? – факт! Казаков на Дону резал? – а кто их, болезных, не резал тогда? Они ж сами первые друг друга резали, все за то ж, за рублишку лишнюю, да бабой попользоваться, - а я хоть по военной надобности, не как Яшка Свердлов с лысым нашим, лидером революции – по геноцидной охоте их изводить начали. Ленина не травил, но лечил хорошо, чтобы не выздоровел – очень уж он не нужен был, снова Россию кровью умывать, хирург долбанный, – чо, не заслуга мне перед демократией вашей туалетной? - нешто мне Абрамович с Дерибаской спасибо не скажут, что хоть через семьдесят лет, а до нефти-руды нашей дотянулись? Оно ж я ж не дал Ленину вашему НЭПу шею свернуть – пускай бы народишко свои заводишки строил, нам это никак не мешало, новым государственникам – только он сам, народишко, виноват, что зарабатывал как-то кисло – что ни заработает, все куда-нибудь спустит, в водку преимущественно, так что как оглянулись – батюшки-светы! – весь мир вооружается, промышленность современную строит, поляки грязные зубы точат, эстошки с латышцами – и те нас презирают! – а эти все свечные заводки строят, а выручку пропивают. По другому пути пойти пришлось – сверху промышленность насаждать, индустрию государственную внедрять, а что делать-то, нас ведь не ждал никто, самолеты-танки как грибы на делянке выращивали. Или на полянке. Лепили, в общем. Так что беда моя тяжкая есть в том, что раскулачивать пришлось – да что там, поник самокритично головой Боря наш кучерявый, - раскрестьянивать страну! Но не вина – а где было денег взять на индустрию эту необходимую? А дальше нет на мне вин ваших, что вы мне лепите. Террор? – да, пришлось взять на себя, но тут гордость моя, что груз этот тяжкий мне история достоила нести, хоть и слезами кровавыми плакал я по ночам, подушку грыз – а прими на душу тысячи расстрелянных! – ан нужно было, не могла Россия дальше развиваться с грузом этим тяжким преступления против себя, когда деньги партия у врага брала, чтобы свою страну разрушить! С кем я войну должен был вести – с народом, который видел, что родину предавать можно, и ничего за это не будет? Как я Гитлера поборол бы, если б в комиссарах те же были, кто от немцев в прошлой войне с рук кормился, в пломбированном вагоне через линию фронта врагом перебрасывался? Я и со своими-то Мехлисами так намучался, что отменять пришлось комиссарство вовсе – иначе меня генералы мои новые, войной поднятые, сгрызли бы… Мы ж страну строили, государство настоящее, империю возрождали – вы мне предлагаете в ее фундамент положить предательство? - а не единственным ли, не единственно ли правильным выходом было – кровью предателей этот фундамент скрепить? И не говорите мне, что армию тем ослабил – у меня вон три первоконника с гражданской войны через тридцать седьмой прошли – так все трое в войне и отметились: Буденный под Киевом шестьсот тысяч в плен отправил, сам едва утек, Ворошилов Питер за малым не сдал, а Тимошенко мне под Харьковом вообще фронт развалил, тоже триста тысяч за немецкую колючку отправил – не говорю уж об убитых. Страну кто спас? – новое поколение полководцев, да я, сирый, в войне же ими и войною руководить научившийся.

И после войны – нет на мне греха. Пол-Европы я у англичан с американцами вырвал, выгрыз – половину Германии тоже, раскрошил Европу на фракции, Германию на много десятилетий обездвижил, покуда Горбач ваш меченый и Дирижером снова ее не восстановили во всей ужасающей мощи и организации, - да окружил Россию нашу санитарной зоной стран, которым прописано было лечь на первом рубеже новой войны, - уж теперь ни одни враг 22 июня не повторил бы. Щит атомный выковал, выскреб, последние жилы народу вытащил, а защитил его, народ-то, - а то вон ведь вы, нынешние, познали уже на своей шкуре, что такое Америка, если ее ответной угрозой не окорачивать, - а у меня народ безопасно жил, вон даже Никитка, как ни экспериментировал, а так и не спровоцировал америкашек на нас напасть, боялись они нас, падлы. И в космос вы на моих ракетах полетели, лично проекты утверждал, лично все условия конструкторам создавал, - при Никитке-то, поди, новой ракеты так и не создали, все на моего времени модификациях по сию пору летаете, уже замучились аббревиатуры на название «Союз» лепить – «Союз-М», «Союз-Т», Союз-ТМ», Союз-ТМА» - какой еще-то придумаете, так и будете до конца алфавита буковки прицеплять?

И глянули яростные сталинские глаза на нас сквозь полузакрытые Борины веки. И погасли.

Ладно, почти криком прошептал Сталин. Если вам так дороги большевичишки ленинские – вынесите их за скобки. Пусть я неправ был с ними – хотя я прав был. Но ведь из-за них вы, нынешние, и в скобках ничего не оставляете. Неужто я на одной доске лежать буду в истории с Мишкой да Борькой вашими, в чьих скобках если чего и осталось, то у одного – предательство и лекции по нему по всему миру, - а у другого – развал России да оркестр немецкий?

Нешто ничего не осталось от меня в тех скобках, где польза России плюсуется?..

 

                                               Александр ПЕРЕСВЕТ

                                                    1994