СУДЬБА В ЧЕРНОВОМ ВАРИАНТЕ

Отрывки из повести

 

…Выбор за меня сделал военкомат, прислав повестку в солдаты. Я-то всего лишь перестал приходить на занятия, а маршал Устинов тут же взял за шкирку!

Конец ноября. Карельский перешеек. Воинский городок, куда нас привезли, уже утопал в снегу. Деревянный барак, который служил казармой еще тем воинам, что воевали Финляндию. Он был промозгл и тускл. Промозгло и тускло было на душе. И в мозгах. И в желудке – никогда бы не подумал, что в армии будет так голодно!

Впрочем, вскоре стало понятно, откуда истекает этот голод. Учебка была гигантским организмом. К тому же ее счастливо расположили над не менее гигантскими складами военного имущества, которые тоже не гражданскими обслуживались. В общем, тысячи две воинов надо было кормить.

А картошку чистить на всю эту ораву приходилось поотделенно. И картофелечистки – видимо, дабы солдат на деле учился стойко переносить тяготы и лишения военной службы, - естественно, не работали. Или работали так, что после них картошку приходилось почти перечищать. А в отделении солдат – всего одиннадцать. В общем, по две сотни ртов на тебя, бедного. Так ничего удивительного, что к трем ночи озверелые бойцы эту проклятую картошку закапывали в очистках, мозжили каблуками, выбрасывали на помойку… А потом сами же и голодали…

Много веселого было в учебке. Не забыть, как это - бегом на зимнем морозе шесть километров до стрельбища в противогазе… Как в шесть утра на зарядке по грудь в свежевыпавшем снегу беговую разминку делаешь. Как окопчик роешь в апрельском болоте. Как почки в промозглой казарме тебя по три раза за ночь поднимают – а уборная, по уставу, стоит себе в полукилометре ночи и мороза. Как в фанерной будочке на КПП при минус тридцати восьми радуешься…

Ветераны зимнего учебного процесса в Лемболово, ау!

Но все проходит. После учебки попал я в славный революционными, боевыми и трудовыми традициями город Калинин, ныне Тверь. Радовался, что недалеко от родины, от Москвы.

Правда, это не дало ничего. В смысле облегчения тягот и лишений военной службы – на следующую зиму морозы шарахнули под минус пятьдесят, и даже в казарме градус не поднимался выше минус трех. А в смысле близости родины… Хорошо, что наш лейтенант дежурил по полку, когда я опоздал из увольнения. Поскольку увольнение проводил на родине, в столице, с друзьями и гитарой. А в славной Советской армии за оставление гарнизона светила минимум губа. Но так как нашему ротному никаких ЧП на себя вешать не хотелось, то оборзевшему воину влепили пять нарядов и дело замяли.

Со своей полученной в учебке специальностью телефонно-телеграфного мастера попал я в интеллигенты. Что было важно. Ибо тогда во внутренних войсках (а я попал именно туда), спецназа не было. А были вместо него комендатские роты, натаскиваемые, среди прочего, на подавление «диверсионной, партизанской борьбы, массовых беспорядков, восстаний заключенных» и так далее. Служба интересная, но несколько утомительная. Потому как физически очень нагрузочная. И было очень сладко время от времени откосить от военно-спортивной подготовки, укрывшись в мастерской связи. Удавалось, правда, не всегда, и шести километров каждое утро на зарядке, сорока пяти километров марш-бросков и ноющих рук-ног после занятий по военно-прикладным видам борьбы хлебнуть пришлось все равно вдосталь. Особенно приятно было то, что от очков меня академик Федоров тогда еще не избавил, и было весело, сняв их на физподготовке, пропускать удары прикладом, приходящие из расплывчатого облака в зеленой форме напротив.

Зато после, на гражданке, я очень впечатлял млевших барышень тем, что ломал кирпичи ребром ладони… И многажды пригодились эти занятия, когда народ по разным городам и весям нацеливался меня отчего-то бить за этих самых – вернее, каждый раз за других – барышень.

К тому же армия подарила еще одно очень важное для мужчины качество. Не знаю, как в других подразделениях и войсках, а нас она без всякой еще Чечни выпускала беспредельщиками. В хорошем смысле слова – то есть мужчинами, которые не допускают своего проигрыша, и которые считают себя обязанными добиваться победы любой ценой. Потом от этого свойства пришлось долго и мучительно избавляться в наступившей интеллигентной жизни. Но собственную жену я так и отвоевал. Причем отвоевал у мастера спорта по боксу, который мнил себя ее женихом, и его друга, гигантского шкафа из классической борьбы. Скорее всего, они бы меня урыли, если бы решились на настоящую драку, – но что-то в моем поведении так и не дало им на это решиться…

Но об армии – рассказ отдельный. Про подавление известного восстания на зоне в Перемерках, про авиакатастрофу в Мигалово, про войну в лесу с вооруженной бандой, про набор добровольцев на вьетнамо-китайскую войну и призыв не добровольцев на войну в Афганистане…